Подобным образом можно утверждать: хотя вера, основанная на религиозном рвении, способна воодушевлять человека, есть нечто вызывающее восхищение в мировоззрении, основанном на смирении и открытости. Чарльз Ангофф утверждал: «Его основной вклад в религиозный вопрос заключался, главным образом, в добросердечной веротерпимости». Возможно, это и так, но концепция добросердечной религиозной терпимости была в XVIII веке немалым достижением цивилизации. Она явилась одной из важнейших предпосылок к наступлению века Просвещения, более необходимой, чем концепции самых прославленных теологов той эпохи.

И в своей повседневной жизни, и в своих сочинениях Франклин выступает выдающимся пропагандистом учения о толерантности. Он развивал его с неподражаемым юмором в своих притчах, с глубочайшей честностью в своих письмах и поддерживал его всеми своими поступками. Те, кто всеми силами стремится к установлению теократии (и в то время, и, к сожалению, ныне), часто заливают мир кровью. И в этих условиях Франклин способствовал созданию нового типа нации, которая могла бы черпать силу из религиозного плюрализма. Как указывал Гарри Уилс в книге «Под Богом», это «более, чем что-либо другое сделало Соединенные Штаты новым явлением на земле»[648].

Франклин способствовал также более тонкому решению религиозного вопроса: он отделил пуританский дух трудолюбия от строгого вероучения этой секты. Вебер, с его пренебрежением к ценностям среднего класса, смотрел свысока на протестантскую этику, а Лоуренс чувствовал, что ее версия, демистифицированная Франклином, не может удовлетворить темную душу. Однако эта этика полезна для прививки добродетелей и черт характера, формировавших новую нацию.

«Он переделал в себе пуританина в ревностного буржуа, — пишет Джон Апдайк, в романах которого исследовались именно эти темы, — и в этом, безусловно, его главное значение для американской души: он высвободил энергию, сдерживаемую пуританством, для эпохи Просвещения». Как указывал Генри Стил Коммаджер в «Американском разуме», «во Франклине слились добродетели пуританства без его недостатков и яркий свет эпохи Просвещения без его жара»[649].

Так заслуживает ли Франклин почетного звания «первого философа», данного ему великим современником Дэвидом Юмом? В определенной степени да. Отделение этики от теологии было важным достижением эпохи Просвещения, и Франклин стал ее воплощением в Америке. Кроме того, связывая этику с повседневными результатами человеческих усилий, Франклин заложил основу для одной из самых влиятельных нативных философских систем Америки — философии прагматизма. Когда его этическое и религиозное мышление оценивается в контексте его действий, пишет Джеймс Кемпбелл, оно «становится мощной философской защитой идеи служения общественному прогрессу». Недостаток духовной глубины компенсировался практицизмом и действенностью[650].

А что можно ответить на обвинение в том, что Франклин был слишком склонен к компромиссу, вместо того чтобы героически отстаивать свои принципы? Да, в 1770-х годах, пытаясь выступать посредником между Англией и Америкой, он несколько лет подыгрывал обеим сторонам. Да, он вел себя двусмысленно в ситуации, связанной с принятием закона о гербовом сборе. Но еще будучи молодым ремесленником, он приучал себя не делать утверждений, вызывающих споры, и его привычка добродушно улыбаться, выслушивая самых разных людей, временами придавала ему вид двуличного или склонного к инсинуациям человека.

Здесь также нужно кое-что сказать об образе мыслей Франклина, о его прагматизме и готовности идти на компромисс. Он верил в необходимость смирения, необходимого, чтобы быть открытым другим мнениям. Для него это стало не просто практической, но также и моральной добродетелью. В основе такого представления лежал принцип, имеющий фундаментальное значение для большинства этических систем: каждый человек заслуживает уважения. Например, во время Конституционного конвента он был готов отказаться от части своих убеждений, чтобы сыграть ключевую роль в примирении, которое позволило принять не во всем идеальный документ. Этого результата нельзя было бы добиться, если бы в зале заседаний находились только воинствующие крестоносцы, готовые насмерть биться за свои принципы. Сторонники компромиссов, возможно, не являются героями, но зато они создают демократию. Еще важнее, что фактически Франклин бескомпромиссно верил в несколько высоких принципов, крайне важных для формирования новой нации, которым не изменял в течение всей жизни. Научившись от брата сопротивляться семейным порядкам, он неизменно находился в оппозиции любой деспотической власти. Например, всегда пребывал в рядах непримиримых противников несправедливой налоговой политики, которую пытались проводить Пенны, даже когда в его интересах было пойти на смягчение своей позиции. Эта непримиримость также означала, что, несмотря на желание достичь компромисса с Британией в 1770-х годах, он твердо придерживался одного убеждения — граждане Америки и ее легислатуры не должны находиться в подчиненном положении.

Подобным образом Франклин помогал создавать — и стал символизировать собою — новый политический порядок, при котором права и власть основывались не на полученном наследстве, а на личных достоинствах и результатах труда. Он поднялся по социальной лестнице от беглого подмастерья до почетного гостя на обедах у королей тем способом, который был, по сути, чисто американским. Но, поднимаясь по этой лестнице, принципиально отказывался, иногда даже в такой крайней форме, как неизменное ношение меховой шапки, от претензий на элитарность.

Вера Франклина в то, что лучшее служение Богу — это служение своему ближнему, может показаться кому-то слишком приземленной. Но в действительности это достойный уважения принцип, в который он свято верил и которому следовал всю жизнь. Его служение ближнему проявлялось в самых разных формах. Он создавал законодательные органы, изобрел молниеотвод, организовывал лотереи и учреждал библиотеки. Он искал практические способы сделать печи менее дымными, а государство — менее коррумпированным. Он создавал местные отряды охраны правопорядка и международные альянсы. Он соединил два типа линз, чтобы сконструировать бифокальные очки, и объединил две концепции народного представительства для достижения общенационального компромисса в формировании выборных органов власти. Как остроумно заметил его друг, французский министр Тюрго, он Eripuit caelo fulmen sceptrumque tyrannis, то есть вырвал молнию у небес и скипетр у тиранов.

Все это сделало его самым выдающимся американцем своего века и наиболее влиятельной личностью в создании того типа общества, который воцарился в Америке. Действительно, корни того, что отличает эту нацию от остальных, можно найти во Франклине: его юмор и мудрость, его техническая изобретательность, его плюралистическая толерантность, его способность сочетать индивидуализм и общественное сотрудничество, его философский прагматизм, его прославление социальной мобильности, основанной на личных достоинствах, его склонность к идеализму, проявлявшаяся в его деятельности как политика, и добродетели Мэйн-стрит (или Маркет-стрит), которые служили основой для гражданских ценностей. Он был эгалитаристом в американском смысле: одобрял тех, кто трудом и талантом прокладывал себе путь к богатству, но выступал против предоставления особых привилегий людям на основе их происхождения.